Просвещая одного своего приятеля — московского мексиканца, искусствоведа и путешественника, — перед его первым отъездом в Среднюю Азию, вспомнил, что у меня есть очень важное для меня эссе, которое стоит лишний раз пропиарить и в ЖЖ, хотя оно уже довольно давно лежит на моём сайте в разделе закачек… Итак, читайте, кто не читал, прошу вас, друзи мои (и не только):
«Ташкентский миф и русское феллашество» (опубликовано в CD-журнале «Девушка с веслом», № 2, 2005): «Хорошо и приятно глядеть в зеркальную гладь тихой воды, особенно летом, особенно где-нибудь в Средней Азии, особенно если отчётливо видишь своё ласкающее взор отражение. Сидишь себе над водой на уютном топчане, скрестив под собой ноги, и чаи гоняешь. И слушаешь утомительный ток перепела-беданы. Но проходят годы — а ты задумчиво сидишь над тихой водой — годы проходят, и тихо куда-то уходит вода, и густеет водоём, зарастает тиной… Головастикам, конечно, самое оно, но всё меньше места для жучков-вертячек, кучными стайками снующих у самой поверхности тихой воды. “Писатели” — так называют их дети и пытаются выловить из тихой воды. Но “писатели” — животные маленькие и скользкие, не поймаешь, крутятся так, что в глазах рябит, выписывают целые александрийские и вавилонские библиотеки неугомонным зигзагообразным движением. И остаются библиотеки нечитанными в толще тихой воды. Но испаряется вода под лучами обыкновенного среднеазиатского солнца, впитывается в глинистое дно, “писатели” и головастики, инфузории и рыбёшки, амёбы и водомеры — бессильно присыхают к быстро каменеющему дну. Самые шустрые находят чуть заметные протоки и несутся прочь из мелеющей лужи. Если, конечно, успели опомниться. А если нет, то так и запекаются в пока ещё влажной, а потом сухой и растрескавшейся глине. Образуется такыр. До самого горизонта — сплошной такыр. Попробуй теперь поглядись в него! Видишь что-нибудь?»